Михалевичу А.В. (писатель)
Уважаемый Александр Владимирович!
Благодарю Вас за то, что Вы помянули мою повесть «Серебряные рельсы» в одной из литгазетовских статей.
Я заметил это поздно, потому что очень долго пробыл в Сибири, в местах, куда газеты не доходят, и познакомился с Вашей статьей сравнительно недавно.
Статья Ваша интересная, важная, написана с сердцем. Я не вижу никакого умаления моей работы, в противопоставлении — «но самую удивительную повесть домысливает жизнь» хотя, откровенно говоря, так противопоставлять нельзя и давно хочется, чтобы кто-нибудь поразмышлял о документальной литературе, она того уже заслужила.
Да, вот взять героев Брестской крепости. Подвиги их удивительнее любой повести, но достоянием мира, истории, литературы их сделал С.С. Смирнов, человек необычайной профессиональной честности, крепкого партийного закала, взваливший на себя гигантский труд, ни на мгновение, я думаю, не задумывавшийся над тем, что этот труд не окупится для него в денежном выражении.
Не знаю, правильно ли будет здесь ссылаться на А.М. Кошурникова, но ведь о нем до меня писали Б. Рудерман и А. Коптелов, а дневник, оказывается, был опубликован полностью за пятнадцать лет до того, как я о нем услышал. Обо всем этом я, несколько лет изучавший А.М. Кошурникова, узнал уже после того, как почти закончил свою работу. В чем тут дело? Видно, в том, что меня в свое время целиком захватил этот человек, я собрал о нем все, что только было, думал о нем днем и ночью, прокомментировал его на 80 % технический дневник в соответствии с образом, который вырисовывался из всего материала о нем.
Я написал далеко не шедевр. Больше того, иногда жалею даже, что вообще написал. Сейчас все бы сделал куда лучше. Страшно досадую, что не создал тогда фигуры, которая соответствовала бы, была б соразмерной, скажем знаменитому герою Б. Полевого. Но уверен, что к образу А.М. Кошурникова люди еще будут обращаться, и он займет свое истинное место. Вы посмотрите, Ал. Вл., что сделали англичане со своим Робертом Скоттом. Его дневник может быть сближен с дневником А. Кошурникова — и там и тут беспримерное мужество перед лицом неминуемой смерти. Дети Альбиона сотворили из Скотта икону, воспитывают на нем скаутов и молодежь, кстати, не только в своей стране. Между тем Р. Скотт при всем его мужестве был честолюбивым и завистливым человеком, интриганом, суперменом в худом смысле этого слова. А Кошурников — наш, свой, советский, смысл его жизни и смерти понятнее нам, и он был благородным человеком, лишенным позы и суперменства, был тружеником. Несмотря на очевидную мою недотяжку, Кошурников начал жить новой своей жизнью, он уже работает — помогает строить молодые души. Мне кажется в какой-то степени я помог ему возродиться и сделаться полезным.
И вообще говоря, по читательским письмам — а их у меня скопилось несколько тысяч — я вижу, что документальное повествование, обладая особым обаянием достоверности, хорошо срабатывает. Хотя само слово «документальность» — плохое. Когда я его слышу или вижу в печати, то такое ощущение, будто меня бьют по морде листом железа: грому много, а толку чуть. Это объясняется, видно, тем, что мы порядочно поднапортили, печатая слабые, сырые «документальные» повести. Но ведь и в «чистой» прозе серятины хоть отбавляй, так ведь? Значит, если говорить о документальной литературе, нужно судить и о качестве ее.
Убежден, что эта разновидность литературы имеет большое будущее. Вспомните Льва Толстого, который однажды сказал, что литератору в будущем станет стыдно выдумывать про какого-то Ивана Ивановича, он будет просто описывать жизнь как она есть, это не точная цитата, а суть мысли.
Вы заметили, что в старой литературе, конечно, подобного не было? Я это объясняю тем, что пафос документальной литературы — утверждение. Хороший, между прочим, подпоркой этому жанру служат подлинные документы — дневники, письма, записки. «Комсомолка» тут сделала немало. Вспомните дневники В. Головинского, записки В. Степанова, письма О. Панковой и Вали Чунихиной. В газете я все время дрался за эти бесценные штуки и удивляюсь, как до сих пор не издали томик или два — вот был бы подарок комсомольскому работнику, да и любому живому человеку! А почему, между прочим, нет в школьных программах Чекмарева и Кубанева? Вот материал для нескольких нескушных уроков! Написали бы Вы где-нибудь об этом!
А разве не замечательно, что столбовые произведения нашей литературы, на которых воспитывается молодежь, сделаны на прочнейшей документальной основе! Я имею в виду «Железный поток», «Чапаева», «Как закалялась сталь», «Молодую гвардию», «Повесть о настоящем человеке». Поставленные в ряд, эти книги приобретали новую силу и качество — Вы согласны?
Что у меня нового? В «Комсомолке» давно не работаю. Перевели в «Молодой коммунист» членом редколлегии. С. Павлов сделал это для того, я думаю, чтобы не отпускать меня из своей системы, потому что я навострил лыжи совсем. Курирую там очерки и вопросы литературы. Кстати, не напишете ли Вы, Александр Владимирович, нам в журнал? Это интересный журнал, правду говорит. Полистайте-ка. Тираж у него большой, пишите статью на любую тему…
Пишу сейчас повесть на сибирском материале о рабочих. Не документальную. Получается интересно, однако в прозе «чистой» я — новичок, и по сему больше грызу руки, чем пишу.
Задумал еще одну интересную вещь. Есть материалы для проблемных очерков. В общем, работы по горло. Был в этом году у кедроградцев. У них дела на пять. И спасибо Вам еще раз за помощь в «Известиях».
В Москве в СП тухло. Еще надоели чижики-пыжики! Последний роман в «Юности» начинается так: «У попа была собака. Он ее, естественно, улюбил». Тьфу! Писать традиционно стало сейчас уже оригинально, вот дожили!
Посылаю Вам свою недавно вышедшую книжицу. Я не считаю ее произведением, которым имею право гордиться. Но Вам интересно будет, потому что она на украинском материале. (В.Чивилихин. «Здравствуйте, мама!» — Е.Ч.) И в дальнейшем я не думаю пренебрегать жанром, обращающим на пользу общего дела факты жизни, жанром, в котором — я убежден — таятся огромные резервы.
Я что-то расписался, извините. Давно не писал таких длинных писем. Телефон прекрасное изобретение, но он убил начисто эпистолярный жанр литературы, и самое, может быть, дорогое — общение живое меж людьми.
До свидания.
20.ХII.1963 г. В. Чивилихин