Виталий Парфенов
Он ушел из жизни в возрасте 56 лет неожиданно для себя и других в ураганный субботний вечер 9 июня 1984 года на подмосковной даче, истратив за несколько минут до кончины свой последний физический потенциал в безуспешной борьбе с разыгравшейся стихией, пытаясь приподнять и закрепить надломленную ураганом тяжелую крону трехметрового кедра, привитого на сосне. Всю жизнь боролся писатель за сохранение кедровых лесов Сибири и Дальнего Востока и для этого одного, любовно выращенного деревца, не пожалел себя.
Я знал Владимира Чивилихина без малого 30 лет, и многие его произведения рождались на моих глазах. Это был широко и перспективно мыслящий, бесспорно очень талантливый человек… А еще была присуща ему врожденная любознательность, которую не смогли погасить ни ранняя безотцовщина, ни начавшееся с детских лет трудовое лихолетье в дымном депо на маленькой сибирской станции Тайга (может, потому так нежно и особенно романтично звучит всегда в Чивилихинских произведениях слово «тайга»)…
У чивилихинских произведений нет легких судеб, все они создавались с огромной затратой внутренних сил, с проведением подчас глубоких научных исследований. Так были написаны публицистические очерки «Светлое око Сибири» (1963 г.) — о Байкале, «Там, где Волга впадает в море…» (1965) — о спасении реликтовых осетровых рыб, «Как вам дышится, горожане? (1967) — о загрязнении воздушного бассейна, «Земля в беде» (1968), «Шведские остановки» (1973) — о сохранении окружающей среды, которые стали набатным предупреждением и страстным призывом автора к необходимости оберегать природу — основу жизни на Земле.
Владимир Чивилихин раньше других почувствовал угрозу от ненормальных взаимоотношений между Человеком и Природой… В этом отношении показателен пример его многолетнего содружества с выпускниками Ленинградской лесотехнической академии, решившими в конце 1950-х годов осуществить в алтайской кедровой тайге эксперимент по созданию лесного предприятия нового типа на принципах постоянства и равномерности природопользования.
Владимиру Чивилихину весьма импонировала суть замысла молодых лесоводов: «Они предложили и предварительно обосновали очень перспективный организационный и экономический принцип в подходе к богатствам сибирской кедровой тайги — государственное лесное хозяйство нового типа должно комплексно брать все таежные дары: древесину, кедровый орех, пушную и снедную дичь, живицу, пихтовое масло, маральи панты, лекарственные растения, мед, ягоды, грибы. И не только заготавливать все это в оптимальных размерах, но и восстанавливать производительность лесной природы, чтоб золотая кедровая тайга жила вечно и вечно могла делиться с людьми своими благостями. Энтузиасты намечали также разработать передовые методы подсочки, рубки и восстановления горных лесов Сибири, механизировать ореховый промысел, впервые в стране осуществить симбиоз лесного и охотничьего дела и т.д., чтобы дать в итоге, если опыт удастся, научные, экономические и организационные рекомендации для перестройки таежного хозяйства всего таежного пояса Сибири»…
Это он придумал в документальной повести «Шуми, тайга, шуми!» молодежному хозяйству звучное название «Кедроград», которое, по меткому выражению лесного корреспондента Георгия Мурашова, «пошло гулять по страницам научных и литературных произведений, вошло в обиходный словарь, уже почти оторвавшись от конкретного предприятия, которому принадлежало первоначально». Сам же Владимир Чивилихин усматривал в «Кедрограде» не только эксперимент большого экономического и научного значения, но и заключенный в нем огромный нравственный потенциал. Последнее особенно интересовало его как писателя… Волею судьбы мне пришлось быть участником всех кедроградских событий: от возникновения идеи экспериментального хозяйства у ленинградских студентов-лесотехников в 1957 году, затем — на протяжении всего многострадального таежного эксперимента, пока «мечта разыскивала путь», и до последнего времени, когда природоохранительная идеология Кедрограда стала получать признание. Эти обстоятельства позволяют оценить поразительную интуицию и умение Владимира Чивилихина увидеть и поднять сокрытую еще в недрах реальной действительности, но уже существовавшую на самом деле общечеловеческую проблему, связанную с необходимостью сохранения природной среды.
Приехав на Алтай в сентябре 1959 года, он прожил у нас, выпускников академии, высадивших «десант» в предгорном селе Чоя, всего неделю, а через пять месяцев «Комсомольская правда» уже опубликовала повесть «Шуми, тайга, шуми!» в шести номерах газеты (14,16-20 февраля).
Возникшая в студенческой среде идея создания многоотраслевого лесного предприятия на принципах разумного природопользования из-за необычности своей и новизны остро нуждалась в поддержке. Прошло почти два года с момента ее появления, но усилия молодых лесоводов оставались все же малорезультативными и, я бы даже сказал, наивными в обстановке процветавшего тогда «антиприродного ведомственного бюрократизма», поразившего весь хозяйственный механизм.
Но не только эти причины заставили Чивилихина торопиться с написанием и изданием повести. Обладая редким даром предвидения, он тогда уже сознавал неотвратимость приближения экологического кризиса – закономерного результата необдуманного, легкомысленного и потребительского отношения к природе.
Он был уже готов к особому восприятию и обобщению студенческой идеи. Поэтому лучше всех, в том числе и нас, смог понять ее глобальность и рассматривал эксперимент в алтайской тайге как возможный вариант нормализации отношений между Человеком и Природой.
А что касается кедровых лесов — как «… единственный выход из сложной тревожной хозяйственной экономической и экологической ситуации, реально сложившейся ныне в сибирских кедровниках». Поэтому он и приехал вскоре на Алтай и навещал нас потом многократно, всячески оберегая и поддерживая угасавшую не раз Мечту, яростно сражаясь за нее в Москве, в высоких инстанциях, вселяя своей одержимостью и упорством в юношеские наши души уверенность и оптимизм.
Можно совершенно определенно сказать: Кедроград без Чивилихина состояться не мог. Слишком не вписывались принципы его хозяйствования в устоявшуюся среду узковедомственного подхода к использованию природных ресурсов…
Кедрограду объективно необходим был авторитетный подвижник, обладавший (помимо гражданского мужества) способностью философски осмыслить суть скрывавшихся в нем экономических, социальных и нравственных преимуществ, а также обладавший еще умением и возможностью показать эти преимущества широкой общественности и тем самым привлечь ее к совместной борьбе за реализацию назревшей идеи, за внедрение прогрессивных форм и методов природопользования.
Конечно, и раньше раздавались предупредительные голоса о необходимости бережного отношения к природе… Но в период популярности лозунга «Мы не можем ждать милости от природы…» это были лишь призывы, носившие воспитательный, увещевательный характер…
Необходима бала совершенно иная подвижка, которая могла бы помочь перестроить мышление людей в направлении рачительного и бережного отношения к природе. Но без ломки старых устоев в хозяйствен- ной сфере здесь нельзя было обойтись. И эту нелегкую миссию непроизвольно взвалил на себя Кедроград, заставляя взглянуть на проблему «человек — природа» с позиций будущего, одновременно доказывая на практике целесообразность новой идеи для дня сегодняшнего.
Владимир Чивилихин, бесспорно, понимал всю важность и сложность достижения поставленной цели, которую должен был олицетворять Кедроград в начавшемся уже формироваться практическом природоохранном движении. Поэтому он стремился привлечь к молодежному хозяйству всеобщее внимание, помочь развернуться студенческой Мечте, не дать погибнуть ей в зародыше. И дальнейшие события подтвердили оправданность таких действий.
«…Лесоистребители наступают. Они получили сейчас в свои руки все сибирские леса… Сколько же потребуется усилий, чтобы отвоевать кедрачи у людей, которые за деревьями не видят леса… Не все понимают, что леса и травы — основа жизни на Земле… И замены этому… нет и не будет… и наши цели на ближайшее будущее ясны и просты: мы хотим обратить на пользу людям частичку живой природы, подспудные сокровища кедровой тайги и ничего не пожалеем для этого»… Этот призыв был услышан многими людьми. Он явился своего рода детонатором, который привел в движение мощные слои общественности, поднявшейся дружно на защиту родной природы… Формировалось, одним словом, общественное мнение вокруг проблемы охраны природы, вырабатывалось новое мышление, которое позднее было названо экологическим…
Вскоре после опубликования повести «Шуми, тайга, шуми!» появились в печати сотни статей на самую разную природоохранную тематику. Оказалось, что тревожная ситуация назрела не только в кедровых и вообще лесах, она опасно обострилась в земельной и водной сферах, вызывает серьезную озабоченность по части использования недр, животного мира, сохранения в чистоте воздушного бассейна и т.д. Владимир Чивилихин все эти проблемы поднимал как на страницах своих очерков, так и в разных решающих инстанциях, с трибун съездов. Что касается кедроградцев, то их буквально завалили письмами. И если коротко обобщить содержание этой многотысячной корреспонденции, то суть ее: «Мы с вами. Так держать и не сдаваться».
И кедроградцы держались, как ни тяжело было работать в условиях открытой враждебности со стороны руководящих инстанций…
И основным стимулятором дополнительных сил в противостоянии с могущественными противниками был Чивилихин, а точнее его приезды, его письма, регулярно присылаемые на Алтай. В них он разъяснял обстановку, успокаивал, советовал…
Из письма Владимира Чивилихина: За пять лет в Кедрограде сменилось шесть директоров… трижды пересобачивалась территория, дважды гробились деньги на лесоустройство и проект, дважды переносилась центральная усадьба хозяйства… Это все не случайно. Идея кое-кому не нужна… Итак, я готовлю статью «Пятилетие Кедрограда», правдивую и наступательную. Если ты согласен с основным принципом, который я выразил в этом письме, — помогай. Надо это сделать сейчас, а то упустим момент, Бочкарев (Начальник Главлесхоза РСФСР — Е.Ч.) и Вашкевич (начальник Алтайского управления лесного хозяйства — Е.Ч) ясно, чего сейчас хотят — затянуть тягомотину еще на 5-10 лет, а тогда от кедровой тайги званья не останется, и эти люди будут в других креслах.
И тут не только в этом цело. Люди-то не железные, и я в первую очередь думаю о тебе. Я знаю — ты… можешь тянуть, пока не сдохнешь, а Бочкарев с Вашкевичем только порадуются. Наверное, надо идти на бой. И идти мне, так как я от них независим…»
И Чивилихин пошел на этот бой… Наступил решающий этап битвы за Кедроград…
В середине шестидесятых годов наступил период, ставший для природы и ее защитником «Черным десятилетием», как называл его с горьким юмором Владимир Чивилихин.
В первые годы создания экспериментального хозяйства Владимир Чивилихин со страстью талантливого публициста написал, помимо упомянутых «Шуми, тайга, шуми!», «О чем шумят русские леса» и «Месяц в Кедрограде», также резкие статьи в его защиту — «Тайга шумит» (1961) и «Пятилетие Кедрограда» (1965). Потом вдруг ни одной новой публикации на тему Кедрограда с 1965 года. Почему?
На этот вопрос Владимир Чивилихин ответил сам, выступая на заседании научно-технического совета Гослесхоза СССР 14 октября 1968 года: «Несколько раз выступал я в печатииговорил об этом в своей речи на ХV съезде комсомола. Всего по истории так называемого Кедрограда и связанным с ним проблемам сибирского кедра было в нашей печати 203 статьи. Только отдачи, результатов никаких нет. Этим самым как бы без слов говорится — пишите себе, пишите, а мы рубили и будем рубить золотую вашу сибирскую кедровую тайгу… Но я, например, уже не могу об этом писать, потому что не хочу и не имею права раздражать читателей. И это для меня очень больной, по-настоящему тревожный вопрос. Поймите меня, можно ли писать, если от этого нет никакого толку, а есть, наоборот, явный хозяйственный, моральный и политический урон?!»
Он все-таки опубликовал еще в том году знаменитое «Слово о кедре» — своеобразную поэму об удивительном дереве, где открыто изложил свою позицию: «Кедр в Сибири и Поморье по-прежнему рубят в устрашающих размерах. Каждый год сплошь оголяется около пятидесяти тысяч гектаров кедровой тайги… Чем больше пишешь, тем злее кедр хлещут». Но кедроградские события продолжали волновать. В 1969 году молодежному начинанию исполнилось десять лет, и он отметил этот юбилеи большой итоговой статьей «Десять лет спустя». Однако очередной призыв в защиту кедровой тайги и поддержку Кедрограда остался тогда лежать в архиве, видимо, по указанным соображениям.
Впервые эта статья была, опубликована через 15 лет в журнале «Человек и природа» (1985, № 9) уже после кончины автора, причем со значительными даже тогда сокращениями и правками острых ее моментов. Поэтому стоит привести небольшую выдержку из оригинала, объективно отражающую напряженную ситуацию той поры и настроение самого писателя: «Прошло десять лет. Не раз за эти годы побывал я в Кедрограде, не раз писал о нем в газетах и журналах. Трудно мне сейчас браться за перо, как-то не поднимается рука обо всем писать снова; не хочется обновлять боль множества людей, испытавших в связи с этой историей душевную депрессию и крах многих дорогих каждому человеку принципов. Писать, однако, надо… В своей статье я берусь доказать, что опыт комплексного использования богатств кедровой тайги, как бы мучителен он ни был, удался, что на протяжении всех десяти лет он искусственно затормаживался и что есть преуспевающие деятели, до сего дня не наказанные за произвол, беззаконие, за материальный и моральный ущерб, нанесенный ими нашему обществу… Десятилетие Кедрограда — юбилей славный и очень печальный. Молодые лесные инженеры, которые для себя лично не добивались никакой корысти, совершили настоящий гражданский подвиг…»
Поднятые и с профессиональной глубиной раскрытые Владимиром Чивилихиным на кедроградском материале лесные проблемы вышли впоследствии за рамки государственной и переросли в общемировую проблему необходимости изменения отношения людей к окружающей природной среде. Кедроград шагнул дальше теоретических предпосылок и доказал уже на практике природоохранную и экономическую целесообразность такого пути развития.
А предшествовали этому многочисленные поездки писателя по Горному Алтаю, сотни километров верхом на лошадях и пешком по таежным тропам, разделение нелегкого быта и забот молодых лесоводов, решивших создать в малоосвоенной тайге перспективный тип хозяйства. Многочисленные затем хождения по инстанциям, статьи — в газетах, журналах и ходатайства о помощи кедроградцам, чтобы получившая все же признание новая идея продолжала жить и развиваться. В этом весь Чивилихин — писатель и гражданин, до конца исполнявший свой долг и несший ответственность за результативность поднятого дела.
* * *
Летом 1964 года мне довелось по служебным делам побывать в Москве, и я, как обычно, остановился в гостеприимном доме Чивилихиных. Долго обсуждали кедроградские будни, вырабатывали тактику совместных действий, строили планы на будущее. И рассказал я попутно об одной истории, случившейся накануне в нашем хозяйстве.
В том году большая группа лесоустроителей изучала тайгу, выясняла запасы кедровых ресурсов, устанавливала численность промысловых животных, готовила, одним словом, исходный материал для составления проекта развития Кедрограда на новой территории. Отдельные отряды забрасывались в глубь тайги на 100 и более километров от центральной усадьбы, где кроме маральих и медвежьих троп других путей транспорта не существовало. Связь поддерживалась по рации, лошадьми или вертолетами в летную погоду, а то и просто пешим порядком.
В одном из таких отрядов при загадочных обстоятельствах пропал таксатор, который в сопровождении рабочего шел с месячным отчетом в главный штаб лесоустроительной партии. Из отряда вышли двое, а к месту назначения через четыре дня прибыл только один рабочий…
Чивилихина заинтересовал остро психологический сюжет рассказа. В ту памятную нашу беседу, затянувшуюся до утра, он неоднократно возвращался к нему, уточнял детали. А когда через несколько дней я собрался уезжать на Алтай, сказал: «Ждите, скоро приеду».
И он приехал. Прошел с проводниками по злополучной тропе от начала до конца, более ста километров. Облазил места, где сорвался в ущелье с 15-метровой высоты таксатор и где обнаружившие его окончательно изнуренные люди за двое суток беспрерывной работы срубили одним топором на подобранной ровной площадке два кедра метровой толщины, чтобы мог сесть вертолет.
Бродить по горным таежным тропам — дело нелегкое, надо иметь не сердце, а мотор. У Чивилихина уже тогда сердце начало сдавать. Не прошли бесследно безотцовские годы детства, полуголодная учеба в техникуме и университете, напряженный журналистский труд в «Комсомольской правде», нервотрепка с Кедроградом. Мы знали об этом и уговаривали его отказаться от попытки идти в горы: риск был слишком велик.
Он все-таки ушел, рискуя. Но с огромным желанием самому все увидеть, прочувствовать, испытать. И в какой-то момент, высоко над уровнем моря, сердце его стало барахлить. Потом мне рассказывали проводники, чего натерпелись они с необычным сопровождаемым, который, задыхаясь и хватаясь за грудь, глотал пилюли и упрямо лез по тропе, пока не достигли конечной цели.
Так, с риском для жизни самого писателя, родилась повесть «Над уровнем моря» — необычное по сюжету и форме изложения одно из лучших художественных произведений Владимира Чивилихина. Однако и здесь он остался верен себе, не смог отойти от волновавших его малых и больших проблем. Поэтому совершенно разные по взглядам и характерам герои повести, соединенные вместе случайным таежным эпизодом, даже в экстремальной ситуации живут среди этих проблем, постоянно спорят и размышляют о них, пытаются найти истину….
С предельным напряжением духовных, а подчас и физических сил, с глубоким сознанием личной ответственности написаны все художественные и публицистические произведения Владимира Чивилихина.
В минуты откровения он жаловался иногда на то, что нет времени написать парочку легких художественных романов, поскольку не может уйти от «оковавших» его проблем. Ведь уничтожаются по-прежнему памятники истории и культуры, не воскрешены из тьмы забвения многие достойные представители русского народа, необдуманно вырубаются леса, загрязняются вода и воздух, скудеют животный мир, земля и недра, люди продолжают жить сегодняшним днем, мало заботясь о будущих поколениях… «До таких ли романов мне сейчас?» — обычно заканчивал он эту тему.
2001 г.
Парфенов Виталий Феодосьевич. Из рати подвижников. Издательство НИА-природа М., 2001 г.