Николай Сергованцев

Есть бесценное человеческое качество, которое, как и талант, встречается не часто и потому вызывает удивление и добрую зависть — это подвижничество. Но если талант в значительной мере — производное игры природы, то в подвижничестве он обретает стремительные крылья свои — общественно необходимую цель, неудержимое и непрестанное движение к ней.

Я пишу о талантливом и одержимом человеке, писателе Владимире Чивилихине…

Чивилихин открыл мне глаза и на радетелей и на воителей.

Вслед за Леонидом Леоновым, может быть, впервые в советской литературе так философски обнаженно открывшим проблему «человек и природа», В. Чивилихин по-своему конкретизировал ее как соотношение общественно полезного и естественно прекрасного…

Я уверен, что никто в нашей литературе в последнее время с таким размахом и жаром не говорил о лесе, как это делал Владимир Чивилихин. В этом смысле я и пишу о подвижничестве, которое бесспорному дарованию писателя придало стремительный полет к намеченной цели…

Прежде чем взяться за перо, Чивилихину пришлось много помотаться по белу свету и многое испробовать. Для писателя, конечно, такая судьба — клад. Даже то, что ты провел детство на маленькой станции с поэтическим названием «Тайга», не пустяк в биографии, а нечто магическое, притягивающее (заметьте, у Чивилихина слово «тайга» звучит как-то особенно романтично и заманчиво). И что в военные и послевоенные годы пришлось лиха хлебнуть, убивая нежнейшее отрочество в дымном и шумном депо, где выпало тебе добывать «черный хлеб счастья», — и это упадет звонкой монетой в душевную копилку. В этом смысле я и считаю, что Чивилихину повезло: все накопленное попутно и в силу железных обстоятельств пригодилось ему и послужило на пользу людям. Писателю выпало счастье узнать о людях необыкновенных. Вот они-то и стали излюбленными героями его книг…

В понимании различных явлений жизни у Чивилихина есть то, что Лев Толстой называл единством нравственного взгляда, без которого немыслимо настоящее произведение искусства. И, уходя от документального жанра и вступая в безраздельное господство художественного вымысла, Чивилихин сохраняет это единство — нравственное возвышение героя, расцвет человечности, тем самым достигая успеха в собственно художественных жанрах…

Мне не раз приходилось видеть, как беседуют Леонов и Чивилихин. Они говорили на равных, как собратья. Беседы эти носили удивительный характер, они аккумулировали энергию, вдохновляли на творчество, одухотворяли.

Это совсем не то, что происходит, например, после концерта Аллы Пугачевой, с которого уходишь с ощущением раздерганности, разбитости; и под таким впечатлением остаешься несколько дней. А это примерно так, когда слушаешь хорошую симфоническую музыку. Ощущение — будто бьется в тебе донный родничок, зовет куда-то. Какое-то обновление чувствуешь в себе. И это ощущение величавого счастья, гармонии сохраняется долгое время. Мелкое — видится мелким, крупное — еще более укрупняется. Хочется видеть жизнь обновленной, лучше, чем она есть.

Иные разговаривают, а на устах какая-то жвачка: погода, летающие тарелки и прочая чепуха. Ощущение — как после концерта Пугачевой — разорванности, опустошенности.

И совсем другое дело разговор Леонова и Чивилихина. Это разговор двух думающих людей. Разговор подобный классической музыке, которая хотя и выматывает душу, но остается ощущение необходимости на земле. Были это беседы государственных, партийных людей. Беседы необыкновенно острые. Без околесиц, кукиша в кармане. В этом их разговоре была забота о природе, о литературе, о нашей истории. Й во всем необыкновенная чистота мысли. Мысли не голой, а соединенной с нравственным интеллектом. Все это поражало меня в их беседах.

Личность В.А. Чивилихина и все сотворенное им на нашей отчей Земле — это твердыня нашего духа.  

1966 г.

***

Многое сделанное Владимиром Чивилихиным пронизано историческим оптимизмом, жизнетворящим патриотизмом.

Ныне, листая желтые и уже ветшающие подшивки «Комсомольской правды» 50-х годов, видишь, как писатель стремительно набирал профессиональную высоту. «Везение» Чивилихина на материал – это трудная и точная отработка взгляда, когда в поле зрения попадает именно то, к чему ты давно уже внутренне подготовлен.

Владимир Чивилихин самобытный писатель с ясно обозначенным активным гражданским началом, с обостренным нравственно-социальным чувством, способностью, не сглаживая, не избегая острых противоречий действительности, романтизировать ее в той мере, в какой она сама содержит это романтическое начало.

Он много сделал для жанра повести. На ее сравнительно ограниченном поле ставились и решались сложные и масштабные идейно-художественные задачи. Особая нравственная чистота, которая всегда присуща творчеству В. Чивилихина («Про Клаву Иванову», «Елки-моталки») – намеренно будничная. Вообще эффект двойного освещения героев и событий светом высокой романтики и привычным светом будничного, повседневного стал художественной находкой Владимира Чивилихина. Необычности, как всегда под пером Владимира Чивилихина, сопутствует житейское, обычное.

Сергованцев Николай Михайлович. Обращение в веру \\ Смена, № 2, 4, 1966 г.