Выступление на III Съезде писателей России, 1970 г.
(из архива писателя)
На нашем съезде представлен большой отряд российских публицистов. Часто публицистику называют боевой разведчицей литературы. То громкое и справедливое имя заслужили своими трудами и талантами наши предшественники и учителя. Иногда слышишь, что, дескать, очеркистика в нынешние времена пошла не та и этот литературный жанр слабеет.
Верно, к понятию «очерк» обращаемся мы все реже, но это, на мой взгляд, не беда. Применительно к нашей работе все чаще употребляется слово «публицистика», что свидетельствует о некоторых качественных изменениях и приобретениях жанра. В произведениях публицистов заметно меньше стало описательности, спокойствия, информационности. Видно, это сегодняшняя жизнь привнесла в очерк неподдельную страсть, напряженную мысль, заставила судить о себе квалифицированнее, глубже.
Вот работы молодого публициста Василия Селюнина «Перевернутая пирамида» и «По горизонтали и вертикали», опубликованные в журнале «Москва». Это серьезные, смелые, чрезвычайно трудоемкие исследования о ведомственном эгоизме и бюрократизме, об оптимизации планирования и управления. Давно я слежу за работой способного публициста-огоньковца Николая Быкова, который вот уже много лет держит чуткую руку на пульсе деревенской жизни. Радует свой свежестью и взволнованностью сборник путевых очерков Роберта Бикмухаметова «Дорога остается». В этой книге, где доверительный, товарищеский тон повествования сочетается с очень свободной формой, сквозит и влюбленность автора в свою страну и гражданская озабоченность, когда путешественник встречается с неустройством жизни. А разве не блещут ярким талантом и новизной в постановке некоторых проблем русской культуры публицистические вещи Владимира Солоухина «Письма из русского музея» и «Черные доски»? И пусть существует неодинаковое отношение к тем или иным положениям Солоухина, если уж оно существует, но патриотический пафос его профессионально безупречных произведений бесспорен и не было должно, ни одного читателя, которого не взволновали бы и не заставили глубоко задуматься многие страницы публицистики Владимира Солоухина. Разве не содержат элементов публицистической новизны очерки Элигия Ставского о южных водоемах страны? Вспомним также интересный поиск новосибирца Вениамина Шалагинова в ленинской теме и бесспорно, что мы приобрели еще одного пытливого, вдумчивого и своеобразного литератора, уже, можно, сказать вписавшего свою строку в летописи нашей публицистики. А вспомните отточенные, как бритва, публикации Николая Грибачева или, скажем, недавние записки Аркадия Сахнина из ФРГ, вспомните неутомимый труд ветерана нашей публицистики Мариэты Шагинян…
Нет, оскудение жанру не грозит. Этого не позволят великие традиции нашей литературы. Ведь и началась-то русская литература с произведения гениального публициста из Новгород-Северского – автора «Слова о полку Игореве», а через летописцев и неистового Аввакума Петрова, через Радищева, Гоголя, Герцена, Короленко, Чехова, Горького, Леонова публицистика пришла в наши дни. Жанр этот не может оскудеть потому еще, что одна из главных черт русского национального характера – неизбывная потребность высказаться прямо, открыто, принародно, если горит сердце. И есть, повторяю, явные признаки расцвета публицистики.
Все мы знаем, насколько сложны сейчас некоторые вопросы нашей внутренней жизни. В такой момент публицистика непременно должна выйти на передний рубеж литературы. К сожалению, публицисты, которых волнуют экономические проблемы, например, работают разобщенно, их никто не организует и не направляет. И почему бы нам для начала этой большой и неизбежной работы не провести семинар российских публицистов, организовав для них встречи-беседы с работниками Госплана и министерств, с учеными и хозяйственниками?
А как часто очень нужные читателю публикации, проскочив в периодике, годами не могут выйти книжками, как часто публицистика исключается из планов издательств! Правда, есть приятные новости. Недавно Республиканский Комитет по печати вместе с издательством «Советская Россия» затеял серию «Письма из деревни», рассчитанную в основном на сельского читателя. Периодичность – 24 книжки в год, первая из них – публицистика М.А.Шолохова – выходит в июле. И я от имени общественного совета серии приглашаю российских писателей поддержать это интересное и очень нужное сейчас начинание.
Непростой вопрос хочу я поднять, но пора что-то делать, чтобы повысить действенность выступлений публицистов. Если было время, когда заинтересованные или критикуемые занимались опровержениями или отписками, то сейчас они предпочитают отмалчиваться. Сошлюсь на свой горький опыт. Среди многочисленных откликов на мой очерк «Земля в беде» до сих пор нет ответа главного ответчика – министерства сельского хозяйства СССР. Десять лет я выступаю против незаконных рубок сибирского кедра, но чем больше пишешь, тем злее это реликтовое дерево хлещут. Примеров тьма, об этом тревожном явлении говорит буквально каждый публицист, и мы просим, учитывая масштабность задач, на решение которых нацеливает нас сейчас партия, принять меры против такой безответности, точнее, безответственности! А что, если в порядке эксперимента учредить в Комитетах народного контроля небольшие группы по контролю за действенностью серьезных выступлений печати?
К сожалению, работу публицистов почти не замечает и критика. Кто помнит на страницах печати хотя бы один квалифицированный разбор нашей публицистики?
На критике я бы хотел остановиться особо. В работе этой отрасли литературного хозяйства накопилось столько серьезных недостатков, что они вполне могли бы стать предметом специального доклада на съезде. Первое, что бросается в глаза – нерациональное использование газетной и журнальной площади, отводимой под критику. В «Литературной газете», например, раздел, посвященный вопросам современной литературы, вот уже не первый год выглядит куда скромнее, чем другие. Другие газеты время от времени печатают осведомительные, малозначащие, часто случайные рецензии, не замечая тенденций и явлений.
Время от времени в критике, в ущерб нормальному отражению литературного процесса, затевается очередной бум – то о так называемых «молодых новаторах», то о «деревенщиках», то об «интеллектуалах». И всегда в таких кампаниях присутствует избирательность оценок, элементы спекулятивности. Под «деревенщиками», например, подразумеваются не вообще прозаики, для которых русская деревня – основной фон повествования, а строго ограниченная группа писателей. Кроме несомненных достоинств прозы «деревенщиков», слово это всегда берется в кавычки, читатели и писатели отмечают некую архаичность их видения деревни и ее людей, известную книжность и несамостоятельность в стиле, выдаваемую иными критиками за продолжение традиций классической русской литературы, отсутствие примет современного села…
Хотя я не сторонник распределения литературы по отраслям народного хозяйства, условность в этом есть большая, но могу сходу назвать десяток талантливых прозаиков, черпающих свои идеи в гуще народной жизни, в прошлом и настоящем русского крестьянства. Михаил Алексеев с его прекрасными «Вишневым омутом», «Карюхой» и другими произведениями, большой знаток сибирского села Анатолий Иванов с его глубокими сложными романами «Повитель» и «Тени исчезают в полдень», Владимир Колыхалов с его романом «Дикие побеги», в котором чрезвычайно интересно освоен старожильческий сибирский говор, Сергей Крутилин с его «Липягами» – книгой непреходящей ценности, Виль Липатов с общеизвестным «Деревенским детективом», отличный новеллист Сергей Никитин, Петр Проскурин с его романом «Горькие травы», Владимир Солоухин со своими не нуждающимися в рекомендациях «Каплей росы» и «Владимирскими проселками», Николай Шундик с его интересным, многоплановым романом «В стране синеокой», который я имел удовольствие только что прочесть, другие истые деревенщики без кавычек, знатоки русского языка, русской народной речи, современной деревни. Воистину, на наших глазах родилась большая русская литература, поднятая глубинными силами народной жизни. Однако самые активные, часто печатающиеся критики, почти не вспоминают этих писателей, не рекомендуют их читателям, искусственно обедняя нашу литературу.
О том, как мы подчас транжирим полезную площадь нашей периодики, ярко говорит один прошлогодний пример. Помните, когда будто из мешка, посыпались статьи, заметки, интервью о Хемингуэе. Был юбилей этого человечного, романтичного, тягостно-пессимистичного во многом, не относящегося к писателям-мыслителям, не слишком эмоционально разнообразного прозаика, главная трагедия которого заключалась, должно быть, в том, что он всю жизнь был оторван от борьбы прогрессивных сил своего народа. Но ни одной статьи о творчестве Хемингуэя, о сильных и слабых сторонах его таланта я не заметил. Зато буквально сотни рекламных, пустых публикаций заполнили наши газеты и журналы: Хемингуэй и спорт, Хемингуэй и рыбная ловля, Хемингуэй и охота, Хемингуэй и его прототипы, наследство Хемингуэя, сейф с рукописями Хемингуэя, дом Хемингуэя, собаки Хемингуэя, материалы о вдове Хемингуэя, его сыне, его брате и его адвокате. Короче, юбилей этот был отмечен совсем не в духе традиций русской и советской культуры.
Есть, кстати, и другие примеры, когда зарубежные деятели искусства подаются у нас под сомнительным соусом. Вот, скажем, стихи Пабло Пикассо в последнем номере «Иностранной литературы». Прошу учесть, что все слова в нем с маленькой буквы и нет ни одного знака препинания.
дым от сухой травы манеж проволока
камень дерево и известь красное вино
балка водка и кролик маслины
перец и соль лимон апельсин
рубаха манишка трусы носки
и чулки камни и камни и еще
камни и такой и такой и другой и такой и другой
и такой и такой и другой и другой
и такой и 1 и 2 и 3 и 4 и 5 и 6
Дальше это стихотворение я знаю наизусть:
и 7 и 8 и 9 и 10 и 11 и 12 и 13
и 14 и 115 и 16 и 17 и 18 и 19
и 20 и 21…
Если уж потребовалось напечатать это, то вместо того, чтобы разъяснить читателю, что подобные стихи давным-давно писались нашими доморощенными декадентами, в пояснительном предисловии автор рекламируется как поэт и высказывается сомнительное утешение, будто в русском переводе стихи звучат менее сбивчиво, чем в оригинале. Зачем было так подводить известного художника?
Невольно вспоминаешь одно место из «Русского леса», где леоновский герой говорит о п о г р е м к а х , отвлеченно пустозвонствующих на Западе насчет культуры. Цитирую: «К сожалению, наиболее мыслящие нередко добираются до истины пешком или на старинных велосипедах, хотя давно скоростной имеется транспорт в завтрашний день!»…
И еще подумаешь: может, подобные публикации рассчитаны на особо изощренный вкус, на так называемых «интеллектуалов»? И тут придется коснуться довольно рискованной темы. Несколько лет назад я где-то написал, что за новаторство в литературе подчас выдается обыкновенное эпигонство, но когда пытаешься в этом разобраться, то мигом попадаешь в консерваторы. Рискуя прослыть дураком среди тех, кто причисляет себя к «интеллектуалам», я хотел бы поговорить об истинном значении, смысле этого словечка. Оно привнесено к нам с Запада, где интеллектуалами именуются группы лиц, претендующие на роль законодателей в культуре, а подчас не только в культуре. Причем когда «интеллектуалы» заводят речь об «интеллектуальности» того или иного литератора или его произведения, то истинный вклад автора в развитие культуры своего народа, художественные достоинства, другие серьезные признаки талантливости оказываются совсем необязательными, в расчет не принимаются. И не думает ли кое-кто, манипулируя так и сяк понятием «интеллектуальность», превратить его в очередное средство групповой борьбы, не опасаются ли они скатиться до интеллектуализма, то есть до идеалистического воззрения, оторванного от живой практики, от реальности, от объективности в познании? И хорошо бы в дальнейшем каждому, кто напишет слово «интеллектуал» и «интеллектуальный», применительно к фактам нашей культуры, тут же объяснять, что именно он имеет в виду. Что такое, на мой взгляд, интеллектуальность подлинная? Интеллектуальный писатель – это умственно и эмоционально развитая личность, человек самостоятельного художественного видения, умеющий высказывать объективные суждения и при анализе явлений жизни применять свои знания законов общественного развития, осознающий свой долг и свою ответственность перед народом и историей, способный к непрерывному углублению своих представлений о людях, снедаемый жаждой творчества.
И под конец еще несколько слов о критике. В отличие от произведений прозы и поэзии, темы и суть критических выступлений могут быть спланированы. Но то и дело с горечью отмечаешь, как писатели, произведения, идеи, образующие становой хребет нашей литературы, вспоминаются под праздники, а в будни идет в основном мало управляемая, стихийная так называемая литературная борьба. Ну скажите, например, есть ли серьезные основания без конца шпынять журнал «Молодая гвардия», твердо стоящий на партийных позициях? Журнал этот пользуется все большей поддержкой молодых людей, верных нашим идеалам, и показателем этого является прошлогодний беспрецедентный для толстых журналов тираж – триста тысяч экземпляров. И если журнал последовательно занимается воспитанием у молодежи действенной любви к своему Отечеству, то какой истинный патриот в наши дни об этом не беспокоится? В заключение я прочту несколько строф из стихотворения Гарольда Регистана, которое полностью будет опубликовано в одном из ближайших номеров «Молодой гвардии»:
О нет, я не певец кривой сохи,
Сутулых изб и ветхих колоколен,
Но раны леса жгут мои стихи,
И болью рек отравленных я болен.
Пред равнодушьем
Бить готов в набат.
Как сын России
И солдат России,
Хочу, чтоб в День Победы
Был парад.
В честь павших,
В знак могучей нашей силы.
Хочу, чтобы не только в космос мы
Взлетали, постигая мирозданье,
А в солнечные краски Хохломы
Мы празднично одели наши зданья.
Мои заботы, знаю, – и твои.
Они сейчас ночами многих гложут…
Еще поют под Курском соловьи
И над Сибирью песня даль тревожит.
Еще трубят сосновые леса.
И плещет рыба,
И плодятся звери…
Я – оптимист.
Я верю в чудеса.
Я – реалист.
И я в Россию верю!