ИЗ ВЫСТУПЛЕНИЯ НА XV СЪЕЗДЕ КОМСОМОЛА, 1967 г.
Совсем недавно меня называли молодым писателем, иногда и сейчас еще называют, но я-то понимаю, что делается это с изрядным, как уточнили бы инженеры, «плюсовым допуском». И сейчас я хочу вместе с вами подумать о молодой нашей литературе и молодой нашей жизни на правах, ну, скажем в шутку, «старейшего из молодых».
Нам есть о чем подумать, потому что литература не только отражает жизнь, она в каком-то смысле создает самого человека. Когда оглядываешься на полувековой путь советской культуры, с гордостью видишь на ее литературном большаке Горького, Маяковского и Есенина, Фурманова, Серафимовича и Пришвина, Островского, Гайдара и Фадеева, Шолохова, Леонова и Федина, других замечательных советских прозаиков и поэтов, без чьих книг духовная жизнь человечества была бы неполной, обедненной. Эти писатели научили наше поколение любить свой народ, свою страну, и сегодняшняя молодая литература остается верной традициям учителей, растет, развивается и, черпая силы в сердцевине жизни, ищет контактов с умами и сердцами современников.
Случаются, правда, и неудачи, бывают и ошибки. Не хочется повторяться, называть многочисленные огрехи в произведениях некоторых так называемых «молодежных» писателей, говорить о несомненной, мягко выражаясь, «малопользительности» некоторых их сочинений, — по-моему, важнее подумать о причинах этих огрехов.
Сыграли тут свою роль и одобрительные покрякивания «подсадных уток» с далеких гнилых болот, и поддержка отечественных, если можно так сказать, чересчур сердитых немолодых людей, которые больше сердятся, чем пишут, и потеря в последние годы объективных критериев в оценке произведений некоторыми литературоведами и критиками, и кое-что другое. Но недостатки и огрехи, очевидные ныне для всех, имеют какие-то основные причины, главные корни, обрекающие часто очень способного человека на отрыв от читателя, на мещанскую, хотя и в ультрасовременной упаковке, литературную затхлость.
Позволив себе простое и прозрачное сравнение, скажу сначала именно о корнях. Когда молодое дерево из-под материнского полога переносится на открытое место, оно начинает получать больше солнца, света, тепла, влаги, его лучше омывает воздух. Но вдруг лесовод замечает, что, несмотря на все это, дерево чахнет. Дело в том, что его корешки по своей маломощности захватили очень мало родимой земли, по своей слабости не справляются с интенсивными температурами и ветрами, витающими вокруг вершинки, не могут подсосать достаточно соков из земных глубин, что они, эти корни, еще очень коротки.
Но бывает, что и материнской земли в корнях много, и сами корни крепкие, разветвленные, а деревце все равно усыхает, израстает, вырождается, хотя и поливают его, и подкармливают, и порой просто отаптывают все, что растет вокруг. Есть еще одно тонкое, по чрезвычайно важное обстоятельство: дерево неправильно повернуто к свету, стоит не лицом к солнцу, а, так сказать, совсем наоборот.
Отбросив аллегории, я, наверное, выскажу общую нашу искреннюю и доброжелательную надежду, что писатели, которых так много и иногда, к сожалению, безрезультатно критикуют, укрепят и углубят связи с жизнью своего народа, обратятся лицом к высоким общественным идеалам, к серьезным проблемам нашего времени.
«Преданность жизни рождает творчество», — сказал как-то один поэт. И всем нам радостно смотреть, как поднимаются, выходят в подрост и дальше, в верхний ярус, — не без помощи, условно скажем, лесоводов,— преданные жизни живые силы нашей литературы. Не все знают, что в свое время через семинары и совещания молодых литераторов прошли Егор Исаев, Юстинас Марцинкявичус, Владимир Солоухин, Александр Валин, Владимир Фирсов, Сильва Капутикян, Александр Межиров; я непременно превышу регламент, если вздумаю перечислить всех. А за ними идет прекрасный, жизнестойкий литературный подрост, много других, неизвестных пока ни вам, ни мне, самородных талантов, земных и солнечных, смелых и принципиальных. Им бывает трудно, потому что жизнь принципиальных всегда труднее судьбы беспринципных приспособленцев, и на эту тему задиристо, по-молодому пишет Феликс Чуев:
Но как я счастлив, если трудно,
На кой мне черт искать судьбу?
Я так живу,
что долго буду
Еще ворочаться в гробу!
И это просто здорово, что комсомол растит литературный молодняк, помогает ему, особенно активно в последнее время, и, самое главное, помогает не только словами. За истекшие полтора года молодым, начинающим поэтам и прозаикам было выписано, говорят, около двух тысяч комсомольских творческих командировок. Я, товарищи, скажу откровенно: чтобы понять все значение такой помощи и такого доверия, надо самому побывать в тонкой шкуре начинающего писателя.
Учреждение комсомольских премий — новое проявление заботы комсомола о литературной смене. Присуждение этой премии мне — большое и неожиданное событие в моей жизни. Благодарю комсомол за почетную награду. Мне радостно, что столь высоко оценили мою работу; радостно и тревожно, потому что знаю меру ответственности и труда, нужную для того, чтобы стать достойным своих современников.
При встречах с комсомольцами мы, прозаики, часто слышим: «Когда же вы дадите нам нового Павку Корчагина?» И для вас и для нас это, честно сказать, большой и больной вопрос. Конечно, Павка неповторим, как неповторимо горячее, переломное, наполненное событиями и страстями время, которое пережили Павка и его создатель, первый лауреат премии Ленинского комсомола Николай Островский. На этом основании некоторые утверждают, что не надо, мол, требовать создания нового Павки Корчагина. Хочется сразу же возразить: как это не надо, если современного Павку нам еще как надо! И разве повторимо, разве менее богато наше время? Неслыханная, тяжкая война, незабываемые ратные и трудовые победы, крутые, изменчивые годы с их внутренним напряжением и борьбой, усложненный, неспокойный мир, в котором все время льется невинная человеческая кровь и столько людей голодает, — нет, наше время не менее горячее и наполненное! И хотя советские писатели после войны создали немало интересных, глубоких характеров, все же претензии народа, комсомола к нашему брату писателю я считаю справедливыми. И отвечать на них следует только трудом.
Я убежден в том, что наследница идей великих гуманистов прошлого и провозвестница коммунистических отношений между людьми — советская литература еще скажет свое слово, создаст героя, которого мы ждем. Он есть в жизни, и он придет в литературу! И это будет не бестелесный «трудящийся херувим», каким его кое-кто представляет себе, не бездушный робот в обличье человека, каким хотят видеть своего героя догматики, извращающие цели и задачи социалистического искусства. Мы ждем героя живого, богатого душой, благородного борца за светлые идеалы человечества, подвигом которого будет, может быть, не вспышка, но горение, мы ждем героя — коммуниста по убеждению, с сердцем, открытым добру, нетерпимого ко злу, чуткого к болезням и болячкам своего времени.
Кстати говоря, о болячках. Да, недостатков у нас очень даже немало, и я считаю не правом, а обязанностью литератора говорить о них. Есть, правда, люди, и среди писателей тоже, для коих недостатки в жизни как гвоздь в сапоге, дающий им возможность ныть, жаловаться и хотя бы этим отличаться от других, говорить и писать о гвозде, когда надо просто сходить к сапожнику или самому взять в руки клещи.
Но, к сожалению, до сих пор у нас есть недостатки немелкие, для которых нужен более тонкий и сложный инструмент, чем клещи. И я хочу сказать хотя бы об одной мучительно трудной проблеме, реально существующей в жизни. Мои друзья, сидящие в зале, небось думают: вот сейчас он заговорит о Байкале или о сибирском кедре. Я бы заговорил о Байкале, но Михаил Александрович Шолохов хорошо сказал в защиту его на XXIII съезде нашей партии, и сейчас уже надо не говорить, а разумно решать этот вопрос. Байкал принадлежит не только сибирякам, и об этом свидетельствует выступление горнового А. Миронова из Криворожья на нашем съезде. А когда я был последний раз на Байкале, мне рассказывали о письме из Кишинева. Какой-то славный молдаванин пишет: «Я никогда не бывал в Сибири, но вы там смотрите, наш Байкал не трогайте!» Как и многие, я уже искрошил зубы на Байкале, однако, несмотря ни на что, мы обязаны сделать все, чтобы спасти великое сокровище нашего народа, — ведь нам еще жить да жить на этой земле!
А давняя и трудная моя любовь — кедр — символ могучей и щедрой природы Сибири, имеющий в живом своем виде особое значение для лесной экономики, к сожалению, до сих пор безжалостно и безнаказанно вырубается по всей Сибири, несмотря на специальную запретительную оговорку в Законе об охране природы.
Понимая, что всякое сравнение хромает, я рискну все же прибегнуть тут к сравнению. Вы замечаете, что многие стали носить модные ныне плащи «болонья»? Плащи эти очень скользкие, и в них хорошо, исключительно удобно пробираться к выходу в автобусе. Я критикую не только тех, кто организует работу городского транспорта, но и тех — здесь начинается мое сравнение, — кто проскальзывает между плотных и справедливых статей наших законов.
Лесные инженеры Кедрограда, серьезные, крепкие, до конца преданные нашим идеалам парни, пишут мне: «На основании шестилетнего опыта мы пришли к твердому убеждению, что никакой «кедровой проблемы» в Сибири не существует, а существует проблема ведомственной ограниченности и бюрократизма, борьбы с перестраховщиками и волокитчиками, то есть проблема научная и хозяйственная смыкается с общественной».
Ребята не жалуются, мироощущение нытиков и скептиков им чуждо. Они просто пришли к убеждению, которое надо всегда иметь в виду. Эти обыкновенные наши герои думают, борются, накапливают опыт общественной защиты народных богатств. Они не собираются «химичить», ловчить для успеха своего дела, применять «болоньи». Скоро, очень скоро вместе со многими из вас они станут сами организовывать, как я уже выразился, работу городского транспорта. Удержать себя на теперешней нравственной высоте, сохранить на всю жизнь молодую горячность в работе, политическую принципиальность — вот задача для них и для всех нас! А пока я верю в то, что хозяйственная реформа, проводимая в промышленности по инициативе партии, распространится на другие сферы, в частности на сферу природопользования, иначе мы обедним родную нашу землю, а значит, обедним себя — материально и духовно.
Еще о природе. Пожалуй, не найдется такого человека, который бы заявил, что он не любит ее. «Но любит ли тебя природа и что ты сделал для того, чтобы она тебя любила?» —вот как сейчас стоит вопрос. Любовь к природе, как и любовь к Родине, — это не только область чувств, это также сфера деяний. И здесь перед комсомолом огромное невозделанное поле, целина во все концы. Об этом много можно говорить, но я для начала хочу высказать что-то вроде предложения.
У нас, к сожалению, в отличие от многих других стран, пока нет ни одного национального парка. А еще в начале прошедшей семилетки на левобережье Оки между Серпуховом и Каширой была выбрана территория площадью в шестьсот квадратных километров для первого нашего национального парка «Русский лес». Составили проект, даже организовали лесхоз под названием «Русский лес», который вот уже несколько лет помечает такой славной печатью входящие и исходящие бумаги, но дело не двигается.
А ведь в Москве каждое лето остаются десятки тысяч энергичных незанятых комсомольских рук, рвущихся к романтичному, красивому, благородному делу. Короче говоря, теперешнее поколение столичных комсомольцев может приложить свои заботливые руки к этому лесному району Подмосковья, быстро сделать явью существующие пока где-то на ватманах народные гостиницы, музеи природы, пляжи, дендрарии, комсомольские аллеи, туристские базы, молодежные и детские городки, заповедники, может оставить живой и вечный памятник себе и своему времени! Если мы возьмемся все и дружно, то к 50-летию Ленинского комсомола откроем первый в стране национальный парк «Русский лес»!
Наконец, еще одна, особая тема — о прошлом нашего народа, о наших отцах и матерях, о попытках оскорбить и опошлить, обесценить самое дорогое для нас. Я заговорил об этом потому, что в некоторых произведениях литературы — и, к сожалению, не только в подоночных подпольных сочинениях — есть тенденция изображать русский, например, народ кротким, пассивным страстотерпцем, слабым, безвольным и тупым, неспособным достичь высот культуры и в то же время национально эгоистичным, есть попытки унизить другие народы, населяющие нашу Родину.
Я, русский советский писатель, горжусь тем, что могу назвать своими товарищами, братьями таких, например, талантливых людей, как манси Юван Шесталов, нанаец Григорий Ходжер, нивх Владимир Санги, чукча Юрий Рытхэу, представителей народов, которых спасла от вымирания Октябрьская революция. Я горд за свою Коммунистическую партию, за свое Советское государство, за свой народ, которые бескорыстно помогли другим народам возродиться, помогли становлению их культуры.
Мои товарищи из Эстонии, Белоруссии, Бурятии, Узбекистана, Грузии, Татарии и других республик знают такие, например, очевидные факты истории. Освободившись от трехвекового ига, мой так называемый «слабый» народ без помощи царей, князей и бояр трудной тропой землепроходцев всего за полвека прошел величайший континент до Тихого океана и дальше, мой якобы «безвольный народ» имеет такие святые страницы истории, как декабризм и народничество. В начале этого века мой «народ-страстотерпец» под руководством партии большевиков, великого Ленина вместе с другими народами, своими братьями по историческим судьбам, совершил три социальные революции, а ближе к середине его спас мир от фашизма!
Русский народ дал человечеству Пушкина и Ленина, возвел Ростов Великий и Кижи, а в наши дни советские народы-братья построили Магнитку и Днепрогэс, Братск и Рудный и, начав свой новый исторический путь в лаптях, за сорок лет пришли в космос, первыми пришли!
А между тем герои иных повестей и кинофильмов даже такие слова, как «предок» или «патриот», произносят с какой-то омерзительной шутовской интонацией! О том, как нам надо защищать от пошляков высокие слова, как отвечать на ложь и наскоки, сильно и по существу сказал воронежский поэт Владимир Гордейчев:
И когда над пылом патриотов
Тешатся иные остряки,
Я встаю навстречу их остротам,
Твердо обозначив желваки.
Ничто не заставит нас меньше любить свою страну и свой народ, никто не опошлит эту святую любовь! Мы будем ковать железо, растить хлеба и леса, рубать уголек, учиться паукам и уму-разуму, писать книги и песни, познавать этот клокочущий, трудный, но все же интересный, прекрасный мир! Мирные, красивые дела и планы молодых ленинцев — грандиознее всего, что когда-либо затевалось на планете, и наш долг, долг писателей, — помочь навсегда устранить то, что всем нам мешает, найти слова и образы, ярко рассказывающие о деяниях теперешнего поколения комсомольцев, выражающие всю сложность и чистоту помыслов и чувств советской молодежи.